Орел и голубка [= Коршун и горлица ] - Джейн Фэйзер

— Как здорово! — воскликнула Сарита, утопая в подушках, — мы здесь будем обедать?

— Я думал, ты захочешь сделать что‑то такое, что знакомо тебе по прежней жизни.

Сарита рассмеялась:

— Люди моего племени не обедают, сидя под навесами на шелковых подушках. Мы сидим на земле вокруг костра.

— Ну, ты можешь смотреть на костер, — и он показал на двух мужчин, разводивших его среди плоских камней.

— Хочешь выпить вина? — и Сарита приняла украшенный драгоценными каменьями бокал, предложенный ей погонщиком мула.

— Неудивительно, что у тебя такой эскорт, — сказала она, — путешествие с таким количеством роскошных вещей действительно может привлечь грабителей.

Абул улыбнулся и откинулся на подушку, глядя на нее сквозь полуприкрытые глаза.

— А что они будут готовить? Я хорошо умею ловить форель. Может, мне сходить и поймать рыбку? — Сарита встала, но Абул поймал ее за подол платья и потянул назад:

— У них огромное количество еды. Ложись, отдыхай. Есть следует в… расслабленном и гармоничном настроении, — прервала его Сарита, — я знаю, впрочем, как и, наверно, делать все остальное.

— Нет, не все, — заметил Абул, — например, заниматься любовью лучше несколько в другом настроении — не ленивом, хотя гармония и в этом случае приносит истинное наслаждение.

Сарита сказала себе, что воздержалась бы от ответа даже в том случае, если бы ей было что ответить. Она уткнулась в бокал, пытаясь скрыть вспыхнувший на щеках румянец и признаки томления, которые не могли не появиться в ее глазах.

Она чувствовала как ее охватывает непрошенное возбуждение. И зачем только он затронул эту тему?

Сарита не могла признаться в предательских реакциях своего тела даже самой себе, не говоря уже об Абуле.

Сарита сорвала стебель дикого тимьяна и покрутила его между пальцами. В нос ей ударил острый аромат травы.

Сомневаюсь, что они знают, как использовать в кулинарии горные травы, — Сарита постаралась перейти к более нейтральной теме. — Может, мне стоит пойти и показать им, — она снова попыталась встать и снова Абул потянул ее назад.

— Не думаю, что им очень понравится, если ты будешь давать им инструкции, — сказал он.

— Из‑за того, что я женщина, или из‑за того, что я не правоверная? — безусловно, это была более безопасная тема.

— И по той, и по другой причине, я же тебе уже говорил об этом.

1 — Но ведь они не причинят мне вреда, если ты будешь поблизости.

— Да, если я не буду смотреть в другую сторону.

— Но ты ведь не будешь?

— Может быть, мне стоит подумать об этом.

Ведь ты же не слушаешь моих предостережений, наверно, надо дать тебе возможность научиться чему‑нибудь на собственном опыте, ведь уроки, усвоенные таким образом, запоминаются гораздо лучше.

С этим грустным наблюдением Сарита была полностью согласна.

— Господин Абул! — погонщик предложил ему миску с речной водой и Абул вымыл в ней руки.

Затем вода была предложена Сарите; она была этому несказанно рада, так как уже поняла, что омовение рук всегда предшествует появлению пищи. Воздух наполнился ароматами жареного мяса и рот Сариты наполнился слюной. Вскоре им принесли хлеб и корзину с оливками. Сарита поначалу зачерпнула целую горсть и только потом поняла, что делать этого было не надо, так как корзину поставили между нею и Абулом. Поэтому она положила оливки обратно и отломила кусочек хлеба. Он был натерт чесноком и полит оливковым маслом и, съев его, Сарита почувствовала, что аппетит у нее разгорелся еще сильнее. За всем этим последовали деревянные палочки, на которые были нанизаны кусочки мяса, перемежающиеся с луком и грибами, по поводу которых она испытала некоторую растерянность, поскольку не представляла себе, как ей следует с ними управляться. Сарита стала смотреть за тем, как это делает Абул, чтобы подражать ему. Он чередовал мясо с луком, отчего, как она поняла, получал еще большее удовольствие от еды. Она смаковала херес и чувствовала себя превосходно. После мяса им подали виноградные листья, фаршированные рисом. Когда же принесли фиги, виноград и медовые пирожные, Сарита печально покачала головой:

— Я бы с удовольствием, но мой желудок полон.

Абул отщипнул от ветки виноградинку:

— Ну на это‑то у тебя должно найтись место? — и он приложил черный шарик к ее губам. Сарита коснулась виноградинки языком, ощутив ее холодную поверхность. Абул улыбнулся и снял с виноградинки кожу своими острыми белыми зубами.

Сарита смотрела на него, как завороженная. Глаза ее подернулись дымкой, он как будто изучал довольство, вызванное хорошей едой и удобством.

Очистив виноградинку, он снова приложил ее к губам Сариты, и на этот раз она приоткрыла рот, еще раз ощутив податливость округлой ягоды, смакуя ее и оттягивая тот момент, когда ее содержимое польется ей в рот.

Абул внимательно наблюдал за выражением лица Сариты, на губах его появилась улыбка, а в глазах — желание. Когда виноградинка исчезла во рту Сариты, он взял другую и очистил ее таким же способом.

— Не надо больше, — услышала Сарита свой шепот, возникший как бы из глубокого колодца ее возбуждения. Она утопала в этом, полном желания и томления действе, и сделала отчаянную попытку выплыть на берег, пока волна желания не захлестнула ее окончательно. Зачем он делает это с ней?

Что между ними есть, отчего он так завораживает и привлекает ее? Ведь она не может испытывать такое к мужчине, который держит ее в плену и не может понять до конца ее души.

Абул внимательно посмотрел ей в глаза. Теперь в них было только отчаяние, пришедшее на смену тому желанию, которое минуту назад могло сравниться с его собственным. Распознав эту мольбу о пощаде, он накрыл ее уста своими, почувствовав виноградную сладость ее губ; рука его скользнула вниз, под ее оранжевое платье. Но, обнимая ее, он старался не создавать давления на ее тело, чтобы она не восприняла его объятие, как нечто принудительное. Он затаил дыхание, молясь про себя только о том, чтобы она оставалась недвижимой и позволила ему медленно и нежно ласкать себя. Какое‑то мгновение ему казалось, что все будет именно так, но потом она встряхнула головой, сбрасывая с себя его и тот мир, который он так терпеливо создавал, мир, в который, в конце концов, она просто не могла не войти.

Абул вздохнул и откинулся на подушки.

— Ну что ж, закончим на этом, Сарита, пора отдыхать.

Сарита огляделась. Вокруг царила полная тишина. Высунувшись из палатки, она никого вокруг не увидела — никого, кроме лошадей, привязанных возле оливковых деревьев. Костер был потушен и от углей поднимался только серый дымок.

— Куда все делись?

— Отдыхают, — лениво отозвался Абул, — это личное время и каждый нашел себе тенистый уголок.